Сестра наша, Беларусь

О Белорусской земле сегодня говорят либо с уважением и любовью, либо с насмешкой и откровенной неприязнью. Но равнодушно о ней не отзывается никто. Одни – к ним относится многие из моего окружения – видят в этой небольшой славянской стране серьёзный оплот сопротивления негативным процессам, которые, к сожалению, все больше набирают силу на постсоветском пространстве.

Для других, чью позицию озвучивает армия журналистов из многочисленных средств массовой информации разных стран, Беларусь – тоталитарное государство, лидер которого ничем не отличается от африканских либо латиноамериканских диктаторов и, действуя полицейскими методами, попирает права и свободы своих граждан.

Какой же явится эта часть Святой Руси мне, православному священнику, привыкшему путешествовать, как говорится, «с пеленок», но до сей поры в Беларуси не бывавшему?

Сразу замечу, что перед вами заметки священнослужителя, который обязан давать духовную оценку всего происходящего. Конечно, так будет не всегда, но стремиться к такому подходу нужно. Поэтому стоит начать рассказ с уточнения критериев оценки. И в первую очередь подчеркнуть, что для православия понятие «лучше» – это не «сытнее» или «богаче». В противном случае эталоном благополучия навсегда останутся Соединенные Штаты. Нас прежде всего интересует то, насколько политические, экономические, культурные и иные факторы, доминирующие в регионе, благоприятствуют обращению человека к Богу. Только после этого имеет смысл разговор о зарплатах, пенсиях, ценах на продукты и т.д.

Итак, будем стараться рассматривать разнообразные процессы, ориентируясь на духовную доминанту.

Беловежская пуща

Наша поездка по Беларуси началась с Беловежской пущи. Я не мастер описывать красоту природы. Более того (и это, сознаю, мой существенный недостаток), воспитанный городской цивилизацией, я так и не научился по-настоящему ею любоваться. Однако Пуща меня просто потрясла. Увиденное задало тон всему нашему последующему пребыванию на белорусской земле. Наверное, находясь в этих местах, духовно ищущий человек не может не обрести веру в Бога. В грандиозном природном заповеднике все говорило о величии Творца, подтверждало Его любовь ко всему, что Он сотворил. И какими же мелкими, на фоне многовековых дубов и сосен, спокойно пасущихся грациозных оленей, мощных зубров, красавцев-лосей и других представителей фауны, выглядели наши человеческие страсти.

Беловежская пуща, подобно зеркалу, отражает свет Божьего присутствия в мире, и от этого отражения становится порой нестерпимо больно за многие свои поступки. Находясь там, совершенно не хотелось превозноситься, тщеславиться, каким-то образом заявлять о «себе, любимом». Пуща не подавляла. Нет! Она именно просвечивала тебя и указывала на твое место в мироздании.

Действительно, человек – венец Творения. И такова воля Божия. Но до этого статуса нам еще нужно возрастать. И возрастание должно происходить не в противостоянии с природой, не в борьбе, а в гармонии с ней! Сегодня много говорится и пишется об экологическом кризисе. Но сознаем ли мы, что экологический кризис – это, прежде всего, кризис самого человека, кризис его внутреннего мира – видимый результат нравственного падения. Мы забываем о своем предназначении: привести мир ко Господу, очистившись от суеты и греха. Хотя «...знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8:22). Господь сказал: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мр. 16:15) – всему живому, что Бог создал. И первое, что может и должен сделать человек, – осознать свою ответственность за состояние мира. Самый действенный метод в предотвращении экологической катастрофы – это покаяние, решимость изменить свой путь, свои нравственные и духовные ориентиры. Истинная природа человека, созданная по образу и подобию Божию, восстанавливается в покаянии. Во всей полноте это Таинство переживается в Христовой Церкви – в области нового Творения Бога.

И вот тут я должен высказать свое, наверное, единственно негативное впечатление, оставшееся после посещения Беловежской пущи. В заповеднике работает не покладая рук огромное число сотрудников. Ими демонстрируется порой невиданный полет творческой фантазии. Чего стоит хотя бы построенное несколько лет назад сказочное «поместье белорусского Деда Мороза», поражающее своей красотой. Но на территории Пущи нет храма... А как великолепно вписалась бы в мир девственного леса ладно скроенная в древнерусском стиле деревянная церковь или хотя бы часовня! Как гармонировал бы Божий храм, сработанный руками мастеров, с природным храмом, который сотворил Сам Господь! Как прославляли бы два этих чуда – рукотворное и нерукотворное – любовь, величие и мудрость Творца!

Но храма, который просто должен стоять на этой благодатной земле, в заповеднике нет. Добавим с надеждой – пока нет... А пока члены нашей группы свои молитвенные правила читали прямо в беловежском лесу, опровергая слова молодого нигилиста из известного романа Тургенева, высокомерно заявлявшего, что «природа – не храм, а мастерская», относясь к окружающей природе как к храму.

В завершение рассказа о Пуще скажу, что нам, глубоко почитающим семью последнего Российского императора, было радостно увидеть в заповеднике дорогу, построенную при отце Царя-мученика – Александре III. Дорогу украшают по краям императорские гербы с вензелями. Заставил задуматься рассказ экскурсовода о судьбе царского охотничьего дворца, оказавшегося собственностью поляков после Второй мировой войны по личному распоряжению Сталина, подарившего Польше значительную часть территории Беловежской пущи. Новые хозяева сооружение просто взорвали, не попытавшись перестроить или каким-то образом преобразовать его. В чем корень такого поведения, такой неприязни «братьев-славян»?

О взорванном дворце, в котором очень любил бывать Царь-мученик Николай, я еще раз вспомнил в Бресте. Там нам поведали историю о двух польских офицерах, не пожелавших смириться с передачей города Советскому Союзу (с 1919-го по 1939-й год Брест входил в состав Польши). Они тайно остались в Бресте и, засев в одном из официальных зданий в самом центре, расстреляли из пулеметов безоружную колонну красноармейцев, следовавших в баню. Примечательно, что улица, по которой шли наши солдаты, до сих пор носит имя польского поэта Мицкевича. А недалеко от места трагедии стоит памятник... нет, не погибшим красноармейцам, а все тому же Мицкевичу!

Там же в Бресте, на гарнизонном кладбище, рядом с защитниками Брестской крепости, под аккуратными католическими крестами в ухоженных могилах покоятся польские жолнежи, многие из которых воевали с Красной Армией.

Русскую душу часто называют загадочной. А может, просто заменить слово «загадочная» на «православная»? И тогда сразу станет ясно, почему мы не мстим своим врагам (тем более, мертвым), не переименовываем улицы, не разрушаем памятники и могилы. И почему все, связанное с Русью, с русской идеей, так часто вызывает в остальном мире поистине звериную ненависть.

Каменец

В этот город мы заехали по пути из Беловежской пущи в Брест. Обратил на себя внимание памятник основателю Каменца – Волынскому князю Владимиру Васильевичу (жившему в XIII веке). Сразу бросилось в глаза слово «волынский», т.е. с Волыни. Как же переплелись судьбы трех восточнославянских народов! Неужели противники единства всерьез считают, что нас можно разделить? Ведь у Беларуси, Украины и России – единая история, единый путь, уготованный Богом.

Так князь, родом с Украины, построил в Беларуси хорошо укрепленный город. До сих пор архитектурной достопримечательностью является возведенная при нем каменная башня, по словам древнего летописца, «достойная удивления всех, кто ее видит».

Заложил Владимир в Каменце и церковь, много на нее пожертвовав. Она не сохранилась, но на ее месте встал новый красивый храм, освященный в честь преподобного Симеона Столпника. Снаружи он ослепительно белый, словно в подтверждение того, что находится на земле Белой Руси. А деревянный иконостас – контрастно темен. Сначала один из моих спутников даже предположил, что для создания такого удивительно прекрасного иконостаса могли быть использованы сорта каких-нибудь экзотических деревьев. Например, из Африки. Но зачем богатой лесом стране обращаться к чужому материалу? Позже выяснилось, что замечательное произведение искусства создано из обычных белорусских дуба и березы, прошедших перед этим специальную обработку.

Брестская крепость

Моя молодость пришлась на период, получивший в новейшей истории название «перестроечный». Воспоминания о нем постоянно вызывают глубокую боль в душе – ведь последствием перестройки явилось разрушение моей единой Родины. Впрочем, будет неправильным сказать, что с 80-ми годами прошлого столетия связаны только недобрые ощущения. В это время я обрел веру в Бога и начал воцерковляться.

Только сейчас понемногу понимаешь, как мудро Господь выпрямлял мой жизненный путь, посылая в самое подходящее время самых нужных людей. Надо сказать, что в начале перестроечного процесса я крепко впал в состояние всеобщего отрицания и, выступая против безбожной власти, готов был (дай только мне волю!) сравнять с землей и все доброе, что несло в себе уходящее время, – говоря словами пословицы, «выплеснуть с водой и ребенка».

И тогда один человек, появившийся в моей жизни, несомненно, по Промыслу Божию, сумел единственной фразой охладить мой ниспровергательный пыл:

– Ты не имеешь права, – сказал он, – судить своего отца за то, что он воевал за Отчизну под красным знаменем. Другого флага у нашей страны тогда не было!

Вроде бы простая реплика, но мозги мне она прочистила здорово. Во многом благодаря ей я стал избавляться от хамского отношения и к покойному отцу – участнику Курской битвы, и к поколению людей, живших в те времена – фронтовиков и нефронтовиков. Все они в моих глазах перестали быть «коммуняками» и «совками».

Интересно то, что и мне, спустя несколько лет, пришлось встать на место своего знакомого. Будучи уже священником, я беседовал с группой почаевских семинаристов и услышал от них мысль, что молодогвардейцев, Зою Космодемьянскую, Александра Матросова и других участников войны никак нельзя считать героями, потому что они умирали не за Христа. Все это было произнесено с той самоуверенностью и безаппеляционностью, которую сегодня, увы, часто встречаешь у молодых собратьев по сану. Будущие кандидаты на священство тоже успели «подзарядиться» подобным подходом.

В создавшейся ситуации мне осталось лишь с улыбкой спросить у молодых оппонентов, как они понимают слова Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13)? Мои собеседники замолчали. Кто знает, может, в этот момент вовремя услышанные евангельские строки также смогли что-то перевернуть в их душах.

Все это вспомнилось мне, когда наша группа прибыла в Брестскую крепость и буквально замерла перед величием строений, испытавших на себе яростные удары первых дней войны. Все в крепости было пропитано атмосферой массового подвига, совершенного нашими отцами и дедами. «Умирать буду за свое народное дело», – писал в 1941-ом году младший сержант Александр Кругликов, чье письмо выставлено в музейной витрине. Наверное, в этих словах и кроется разгадка того, что произошло и продолжает происходить с нами. Любовь к Родине, желание жертвовать, отдать за нее жизнь – перестали быть для нас своим народным делом. Вот почему нам порой трудно понять поколение тех людей, которые не отделяли свою судьбу от судьбы Отечества. Ведь с точки зрения сегодняшних прагматиков, защищать окруженную со всех сторон крепость было делом совершенно глупым и бесполезным. Что толку: лишенная помощи извне, она все равно не устоит. И действительно – не устояла. Но при этом продержалась почти месяц в неимоверных условиях, когда атаки врага (имевшего возможность отдыхать, вводить свежие резервы) не прекращались ни на минуту!

Кто знает, не в Бресте ли тогда решился итог всей войны? Не там ли, при видимом поражении, была одержана общая духовная нравственная победа над врагом?! Та победа, о которой говорил Толстой в «Войне и мире», рассуждая об итогах Бородинского сражения.

Наверное, очень важно верить и чувствовать, что от того, сколько ты продержишься на своем участке фронта, зависит очень многое. Убежден, что защитники крепости в тот момент каким-то глубинным чувством осознавали, что они уходят не в атеистическое небытие. И надеюсь, что Господь за проявленные ими любовь и иные плоды духа, на которых «нет закона» (Гал. 5:22), упокоит их в Своих селениях.

Органично вписался в сегодняшний мемориал Брестской крепости храм святителя Николая. Построенный во второй половине XIX века, он в советское время превратился в клуб для солдат. Но «храм оставленный – все храм»! Во время обороны крепости бывшее церковное здание стало импровизированным штабом, где истекающие силы защитников, по возможности, распределялись по разным участкам. Разве это не символично? И разве случайно, что именно храм стал последним рубежом обороны: когда гитлеровцы ворвались на территорию крепости, оставшиеся в живых защитники отстреливались именно из этого здания?

Тем же, кто даже в явных знаках Божьего Провидения все равно норовит видеть игру случая, предлагаю поразмышлять над такой важной деталью. До сих пор на территории крепости лежит в развалинах Белый дворец, в котором 5 марта 1918 года большевики совершили акт грандиозного предательства, подписав позорный мир с Германией. А храм святителя Николая, изрядно пострадавший от обстрелов, за это время возродился, словно птица Феникс из пепла. Снаружи он бел, а внутри осталось множество следов от пуль и снарядов. Служители храма, перехватив наши взгляды, сказали: «Да нет, изнутри мы его также отреставрируем, отштукатурим». И здесь мы, не сговариваясь, чуть не вскричали: «Что вы! Ни в коем случае не нужно. Как это знаменательно, что храм, красивый с внешней стороны, хранит в своем сердце страшные военные раны, о которых нельзя забывать!»

Святыня, оставшаяся святыней и в годы атеизма, выстояла – и сегодня в тишине Брестской крепости постоянно звучит не только радиозапись о начале Великой Отечественной войны, но и звон православных колоколов.

Протоиерей Владимир КОРЕЦКИЙ

Продолжение следует >>>